Художница Евгения ГАПЧИНСКАЯ: «Писать картины о войне мне не нужно — достаточно того, что мой муж в зоне АТО»
«ЛЮБЛЮ ЛЮДЕЙ КРЫЛАТЫХ, КОТОРЫЕ ЖИВУТ С РАСПРАВЛЕННЫМИ ПЛЕЧАМИ. КОГДА ВОРУЕШЬ, КРЫЛЬЯ ПРОПАДАЮТ»
— Евгения, сейчас часто можно встретить пиратскую продукцию с использованием сюжетов ваших картин. Как боретесь с таким методом воровства?
— У нас постоянно идут суды. Всем этим занимаются юристы. Один процесс выигрывается — открывается новый. Постоянно делаем контрольные закупки пиратских копий. Кстати, продажи на Крещатике производятся под покровительством нашей милиции.
— Может, копирование и воровство — это мерило популярности?
— Многие мне говорят, что это обратная сторона медали: есть популярность — будут и копии. Видимо, так и есть. Я вообще больше созерцатель. Отношусь к такому явлению философски и даже с некоторой жалостью к тому, что люди не нашли свое призвание. Приходится воровать, а это неприятно в первую очередь тому, кто ворует. Я люблю людей крылатых, которые живут с расправленными плечами. Когда воруешь, крылья пропадают и все твои действия уже с душком. Но стараюсь этими мыслями себя не перегружать: я хочу остаться художником и женщиной, а потому не хочу копить злость.
— В вашей галерее есть картины, датированные еще 2004 годом. Можно сказать, что товар залежался? Вы анализируете, почему определенные картины не покупают?
— Каждая работа находит своего покупателя в свое время. Одни работы покупают через 10 лет после написания, другие — на следующий день. Я никогда не анализирую критерии успеха. Вы вообще первая, кто обратил на это мое внимание.
— Вы пишете сейчас картины о войне?
— Я не отношусь к тем художникам, которые пишут о том, что происходит в обществе. И сейчас писать на тему войны, чтобы показать, что я в струе, не нужно. Достаточно того, что мой муж (художник Дмитрий Гапчинский. — «Бульвар Гордона») в зоне АТО. Каждый день я высылаю на весь его взвод все необходимое. Зачем выделываться на полотнах? Я работаю, как и работала. Но на тему АТО я говорить не буду. Ни о чем меня не спрашивайте, потому что я начну плакать.
— Решение вашего мужа идти в АТО было добровольным?
— Его призвал военкомат.
— В мирное время у вас было много клиентов из России, есть галерея в Москве. Сейчас в России по-прежнему покупают ваши работы?
— Мы не знаем сейчас, что делать с нашей московской галереей. У нас было много лицензионного сотрудничества — имеется в виду выпуск брендированной продукции. Пока все повисло в воздухе. В России много нормальных, вменяемых людей, которые принимают позицию, отличную от государственной. А большинство украинцев, у которых бизнес в России, не знают, что им делать: сворачиваться или переждать.
— Упали ли продажи в России в последнее время?
— До чего вы хотите докопаться? Не хочу говорить на эту тему. Я сказала, что мы не знаем, как поступить с московской галереей, а больше мне нечего добавить.
— Политика стала камнем преткновения в общении с вашими российскими родственниками?
— В России живут двоюродные сестры Димы. У нас, как правило, контакт с ними был по случаю: свадьба, день рождения. А о политике мы не говорим, так что, какую позицию они занимают, нам неизвестно.
«ВОЗМОЖНО, ЖИВУ СТАРЧЕСКОЙ ЖИЗНЬЮ, НО МНЕ ТАК НРАВИТСЯ»
— Многие профессиональные художники и эксперты критикуют ваши работы и подход к искусству как к чему-то, что можно поставить на поток. Как относитесь к критике?
— Я анализировала свое творчество. Понятно, что все мои герои друг на друга похожи. И, собственно, других я не рисую. Многие художники тиражировали найденные ими образы всю жизнь. Вы можете открыть альбом Леонардо, Джотто, Василя Непийпиво, Филиппа Малявина, Казимира Малевича, Ганса Гольбейна Младшего, Ганса Гольбейна Старшего, Клода Моне... Например, все знают кувшинки, которые Моне любил рисовать...
Раньше, услышав критику, я плакала. Но сейчас мне жалко свое время тратить на то, чтобы вникать в чужие разговоры. Понравиться всем невозможно. А будешь все время оглядываться на чужое мнение — потеряешь жизнь и работу.
— Между художниками возможна дружба?
— Конечно. Это зависит от характера человека и способности дружить, профессия к этому отношения не имеет. Очень люблю художниц Катю Борисенко, Нелли Исупову — и за то, что они делают, и за то, что они хорошие люди. Профессия может давать еще дополнительные точки соприкосновения, если люди любят друг друга всей душой.
— Почему вы не посещаете светские вечеринки?
— Я живу закрытой жизнью, очень люблю и уважаю свое пространство. Серьезно занимаюсь йогой, работаю. Ложусь спать в 10 вечера, просыпаюсь около 4.30 утра. Мне неинтересно ходить на пати по вечерам, готовиться к ним весь день, шить платье, делать укладку, маникюр, стоять в пробках... Если у меня свободный день, то лучше остаться у себя в саду и испечь хлеб для своей семьи, побыть в покое, подумать, что делать завтра. Свободный день потрачу на уединение. Возможно, я живу старческой жизнью, но мне так нравится.
— Вы когда-нибудь возьмете ученика?
— Нет. Я не умею учить. Это две разные профессии — преподавать и писать картины. Я осознала это еще в институте. Некоторые преподаватели великолепно подают материал, могут сказать слово, способное заставить работать целую ночь или ближайший год, и ты будешь из себя выжимать все! Но при этом они отнюдь не выдающиеся художники. И есть выдающиеся художники, которые не умеют объяснять и общаться с учеником.
Многим преподавателям вообще легче все нарисованное тобой стереть резинкой. Я не умею объяснять, что сделать, чтобы картина стала лучше. Так у меня по жизни во всем. Я не могла бы быть архитектором или дизайнером, потому что не смогла бы объяснить клиенту, почему мне нравится стена именно этого цвета или именно под таким углом стоящая мебель.
«ИСКУССТВОМ СВОИМ НИКОГО НЕ ХОЧУ НИЧЕМУ НАУЧИТЬ — ПРОСТО ХОЧУ РАБОТАТЬ»
— У вас дома есть ваши картины?
— Да, но их немного — только несколько любимых работ. Бывает, хочется, чтобы новые картины побыли у меня какое-то время. Некоторые работы я никогда в галерею не отдам: одна с морскими мотивами, другая — с «овощной» выставки, «Ангел в капусте». Они радуют меня, когда я просыпаюсь.
— Как относитесь к таким проявлениям современного искусства, как инсталляция, перформанс?
— Я этим занималась несколько лет, еще живя в Харькове, когда состояла в группе современных художников «10+10». Нас было 20 человек: 10 из Германии и 10 — из Украины. Мы устраивали выставки в андеграундных галереях Харькова и Нюрнберга. Что только мы не делали: и резали, и рвали, и сшивали материал. Без аннотации на выставку можно было не заходить, так как нельзя было понять, что художник хотел сказать. Со временем осознала, что это не мое и что я кривлю душой, когда придумываю какие-то сверхоригинальные ходы. Поняла, что по сути очень спокойный человек и искусством своим не хочу ничему научить, мне не надо ломать ничье мышление. Я просто хочу работать.
— Каковы ваши вкусы в литературе, музыке, кино?
— Люблю книги по психологии, философии, йоге. Из художественной — люблю истории о простых людях и их судьбах. Мне нравится, как пишет Дина Рубина. Фильмы люблю добрые, поднимающие настроение. Например, «Вкус жизни», «Реальная любовь». В музыке я всеядна. Обожаю Баха, Моцарта, Генделя. В то же время люблю Синатру, попсу.
— Во время работы вам необходима тишина, чтобы сосредоточиться?
— Нет. Как правило, у меня работает музыкальный центр со спокойной музыкой.
— Как вы считаете, в чем главная цель искусства?
— На мой субъективный взгляд, главная цель — радовать и воодушевлять при всей сложности и циничности жизни. Я за то искусство, после которого ты свое отплаканное можешь отпустить, забыть и жить дальше, а не тащить за собой все проблемы.